Марина Цветаева

Два звонка уже и скоро третий,
Скоро взмах прощального платка...
Кто поймёт, но кто забудет эти
Пять минут до третьего звонка?

Их души неведомым счастьем
Баюкал предутренний гул.
Он с тайным и странным участьем
В их детские сны заглянул.

Странный звук издавала в тот вечер старинная скрипка:
Человеческим горем - и женским! - звучал её плач.
Улыбался скрипач.
Без конца к утомлённым губам возвращалась улыбка.

На кортике своем: Марина -
Ты начертал, встав за Отчизну.
Была я первой и единой
В твоей великолепной жизни.

Я помню ночь и лик пресветлый
В аду солдатского вагона.
Я волосы гоню по ветру,
Я в ларчике храню погоны.

На назначенное свиданье
Опоздаю. Весну в придачу
Захвативши - приду седая.
Ты его высоко назначил!

Буду годы идти - не дрогнул
Вкус Офелии к горькой руте!
Через горы идти - и стогны,
Через души идти - и руки.

Ждут нас пыльные дороги,
Шалаши на час
И звериные берлоги
И старинные чертоги...
Милый, милый, мы, как боги:
Целый мир для нас!

Он был синеглазый и рыжий,
(Как порох во время игры!)
Лукавый и ласковый. Мы же
Две маленьких русых сестры.

Уж ночь опустилась на скалы,
Дымится над морем костёр,
И клонит Володя усталый
Головку на плечи сестёр.

Над городом, отвергнутым Петром,
Перекатился колокольный гром.

Гремучий опрокинулся прибой
Над женщиной, отвергнутой тобой.

Царю Петру и вам, о царь, хвала!
Но выше вас, цари, колокола.

Над синевою подмосковных рощ
Накрапывает колокольный дождь.
Бредут слепцы калужскою дорогой, -

Калужской - песенной - прекрасной, и она
Смывает и смывает имена
Смиренных странников, во тьме поющих Бога.

Над Феодосией угас
Навеки этот день весенний,
И всюду удлиняет тени
Прелестный предвечерний час.

Захлебываясь от тоски,
Иду одна, без всякой мысли,
И опустились и повисли
Две тоненьких моих руки.