Стихотворение

Вот пятый год, как ты мне дорога,
А страсть юна, - как прежде, неизбывна,
И нас влекут по-прежнему луга.

По-прежнему стремлюсь к тебе порывно,
Все нови открываю с каждым днём...
О, наша связь вовеки неразрывна,

Не избегай того, что быть должно:
Бесцельный труд, напрасные усилья, -
Ведь ты моя, ведь так предрешено!

О, страсть! расправь пылающие крылья
И за собой в безбрежность нас взорли.
И скажем мы, в восторге от воскрылья:

Люби меня, как хочется любить,
Не мысля, не страшась, не рассуждая.
Будь мной, и мне позволь тобою быть.

Теперь зима. Но слышишь поступь мая?
Мелодию сирени? Краски птиц?
Люби меня, натуры не ломая!

Ты ждёшь весны, как ждёт тебя весна.
Вы встретитесь, две девы, две юницы,
И будет ширь природы вам тесна,

И будет вам опять иное сниться:
Вам, две весны, пригрезится мороз,
Его меха, алмазы и денницы,

Ах, взять тебя и трудно, и легко...
Не брать тебя - и сладостно, и трудно...
Хочу тебя безбрежно, глубоко!

О, влей в глаза мне взор свой изумрудный!
Вонзи в уста мне острые уста!
Прости мой жест, в своем бесстыдстве чудный.

Твои уста, покорные моим,
Ласкательны, податливы и влажны.
Я ими упоительно томим.

Исполнены они узывной жажды...
Сквозь них в мои струится сладкий сок, -
И вздрагивает отзвуком нерв каждый.

О, если б ими захлебнуться мог!

Ты всё молчишь, как вечер в октябре,
Но плещется душа, как море - в штиле.
Мы в инее, в лиловом серебре.

И я ли - я теперь? и ты - о, ты ли?
Как море в штиле, плещется душа:
Совсем слегка, вся в бирюзе умилий...

Мы сходимся у моря под горой.
Там бродим на камнях. Потом уходим,
Уходим опечаленно домой

И дома вспоминаем, как мы бродим.
И это - всё. И больше - ничего.
Но в этом мы такой восторг находим!

Скажи мне, дорогая, - отчего?

Зелёно-дымчатое море. Гребни
Молочно-светозарные - во тьме.
Душа к Тебе в восторженном молебне

Такая ясность в ледяном уме.
В октябрьский вечер, крепкий и суровый
Привет идущей из-за гор зиме,

В своей "Поэзе истребленья"
Анархию я предсказал.
Прошли три года, как мгновенье, -
И налетел мятежный шквал.

И вот теперь, когда наука
Побита неучем рабом,
Когда завыла чернь, как сука,
Хватив искусство батогом,