Стихотворение

Уж не ты ли знаком
С чернобровой вдовой,
Что живёт, без родни,
За Москвою рекой?..

Что на утренний звон,
В темь и холод весь пост
Ходит слёзы ронять
На церковный помост.

Век девятнадцатый — мятежный, строгий век —
Идёт и говорит: «Бедняжка человек!
О чём задумался? бери перо, пиши:
В твореньях нет творца, в природе нет души.
Твоя вселенная — броженье сил живых,
Но бессознательных, — творящих, но слепых,

Верь, не зиму любим мы, а любим
Мы зимой искусственное лето:
Ранней ночи мрак глядит к нам в окна,
А мы дома щуримся от света.

Над сугробами садов и рощей
Никнут обезлиственные сени;
А у нас тропических растений
Ветви к потолку бросают тени,

Воротилась весна, воротилась!
Под окном я встречаю весну.
Просыпаются силы земные,
А усталого клонит ко сну.

И напрасно черёмухи запах
Мне приносит ночной ветерок;
Я сижу и тружусь; сердце плачет,
А нужда задаёт мне урок.

«Вставай, Секстилия!.. Пора!.. На этот раз
Готов ли факел твой? — Но сердцем изнывая,
Не спит во тьме ночной весталка молодая.
‎Увы! ночник её погас…

Уходит пёстрый день и, теша смертных очи,
Горит на западе зарёю золотой;
Кой-где румянится теней сгущённый рой,
И бездна ярких звёзд плывёт над бездной ночи…
‎Вот-вот они, —
‎О, Господи! — Твои вечерние огни!..

Слышны крики муэзина,
Ненавистника Христа;
Слышны вопли славянина…
Поднялась Герцеговина
Из-под тяжести креста…

По ущелиям Балкана
Дым стоит пороховой…
Край Болгарии родной,
Как зияющая рана,
Точит кровь и точит гной.

От ужаса и ран очнулся я в раю:
В раю разостлан был ковёр, как шаль узорный,
И на него склонил я голову мою,
Отдавшись ласкам дев и страсти непритворной…
У наших ног фонтан вздымал свои струи, —
В алмазы, в бисер, в пыль струи те рассыпались, —

Вижу ль я, как во храме смиренно она
Перед образом Девы, Царицы небесной, стоит,—
‎Так молиться лишь может святая одна…
‎И болит моё сердце, болит!

Недаром создал ты порядок, полный сил,
‎И воспитал в себе отвагу:
‎Твой враг, как пленник, — отдал шпагу,
‎Как император — скипетр уронил;
Во всеоружии ты встал и отрезвил
‎Войнолюбивое, слепое племя —
И опасения свои угомонил, —