Осип Эмильевич Мандельштам

Скудный луч холодной мерою
Сеет свет в сыром лесу.
Я печаль, как птицу серую,
В сердце медленно несу.

Что мне делать с птицей раненой?
Твердь умолкла, умерла.
С колокольни отуманенной
Кто-то снял колокола.

Слух чуткий парус напрягает,
Расширенный пустеет взор,
И тишину переплывает
Полночных птиц незвучный хор.

Я так же беден, как природа,
И так же прост, как небеса,
И призрачна моя свобода,
Как птиц полночных голоса.

Случайная небрежность иль ослышка
Вредны уму, как толстяку аджика.
Сейчас пример мы приведём:
Один филолог,
Беседуя с невеждою вдвоём,
Употребил реченье "идиом".
И понадёргали они друг другу чёлок!

Слышу на улице шум быстро идущего Пяста.
Вижу: торчит из пальто семьдесят пятый отрыв.
Чую смущённой душой запах голландского сыра
И вожделею отнять около ста папирос.

Слышу, слышу ранний лёд,
Шелестящий под мостами,
Вспоминаю, как плывёт
Светлый хмель над головами.

Смутно-дышащими листьями
Чёрный ветер шелестит,
И трепещущая ласточка
В тёмном небе круг чертит.

Тихо спорят в сердце ласковом
Умирающем моём
Наступающие сумерки
С догорающим лучом.

У каждого трамвая
Две пары глаз-огней
И впереди площадка,
Нельзя стоять на ней.

Он завтракает вилкой
На улицах больших.
Закусывает искрой
Из проволок прямых.

Сосновой рощицы закон:
Виол и арф семейный звон.
Стволы извилисты и голы,
Но всё же - арфы и виолы.
Растут, как будто каждый ствол
На арфу начал гнуть Эол
И бросил, о корнях жалея,
Жалея ствол, жалея сил,

Румяный шкипер бросил мяч тяжёлый,
И черни он понравился вполне.
Потомки толстокожего футбола -
Крокет на льду и поло на коне.

Спросили раз у воина:
- На Шипке всё спокойно ли?
Да, - отвечал он, - здесь на Шипке
Все признают свои ошибки.