Осип Эмильевич Мандельштам

На бледно-голубой эмали,
Какая мыслима в апреле,
Берёзы ветви поднимали
И незаметно вечерели.

Узор отточенный и мелкий,
Застыла тоненькая сетка,
Как на фарфоровой тарелке
Рисунок, вычерченный метко, -

На влажный камень возведённый,
Амур, печальный и нагой,
Своей младенческой ногой
Переступает, удивлённый

На доске малиновой, червонной,
На кону горы крутопоклонной, -
Втридорога снегом напоённый,
Высоко занёсся санный, сонный, -
Полу-город, полу-берег конный,
В сбрую красных углей запряжённый,
Жёлтою мастикой утеплённый

На меня нацелилась груша да черёмуха -
Силою рассыпчатой бьёт меня без промаха.

Кисти вместе с звёздами, звёзды вместе с кистями, -
Что за двоевластье там? В чьем соцветьи истина?

На мёртвых ресницах Исакий замёрз
И барские улицы сини -
Шарманщика смерть, и медведицы ворс,
И чужие поленья в камине...

На откосы, Волга, хлынь, Волга, хлынь,
Гром, ударь в тесины новые,
Крупный град, по стеклам двинь, - грянь и двинь,
А в Москве ты, чернобровая,
Выше голову закинь.

На перламутровый челнок
Натягивая шёлка нити,
О пальцы гибкие, начните
Очаровательный урок!

Приливы и отливы рук...
Однообразные движенья...
Ты заклинаешь, без сомненья,
Какой-то солнечный испуг,

На площадь выбежав, свободен
Стал колоннады полукруг, -
И распластался храм Господень,
Как лёгкий крестовик-паук.

На страшной высоте блуждающий огонь!
Но разве так звезда мерцает?
Прозрачная звезда, блуждающий огонь, -
Твой брат, Петрополь, умирает!

На тёмном небе, как узор,
Деревья траурные вышиты.
Зачем же выше и всё выше ты
Возводишь изумлённый взор?