Иван Алексеевич Бунин

Зелёный цвет морской воды
Сквозит в стеклянном небосклоне,
Алмаз предутренней звезды
Блестит в его прозрачном лоне.

И, как ребёнок после сна,
Дрожит звезда в огне денницы,
А ветер дует ей в ресницы,
Чтоб не закрыла их она.

Темнеет зимний день, спокойствие и мрак
Нисходят на душу  — и всё, что отражалось,
Что было в зеркале, померкло, потерялось…
Вот так и смерть, да, может быть, вот так.

Покрывало море свитками
Древней хартии своей
Берег с глупыми кибитками
Забавлявшихся людей.

Слава Богу  — за туманами
Скрылось солнце. Дик и груб,
Океан гремит органами,
Гулом раковинных труб.

И вот опять уж по зарям
В выси, пустынной и привольной,
Станицы птиц летят к морям,
Чернея цепью треугольной.

Ясна заря, безмолвна степь,
Закат алеет, разгораясь…
И тихо в небе эта цепь
Плывёт, размеренно качаясь.

… И снилося мне, что осенней порой
В холодную ночь я вернулся домой.
По тёмной дороге прошёл я один
К знакомой усадьбе, к родному селу…
Трещали обмёрзшие сучья лозин
От бурного ветра на старом валу…
Деревня спала… И со страхом, как вор,

Иаков шёл в Харан и ночевал в пути,
Затем что пала ночь над той пустыней древней.
Царь говорит рабам: «Вот должен друг прийти.
Гасите все огни,  — во мраке мы душевней».

Всё лес и лес. А день темнеет;
Низы синеют, и трава
Седой росой в лугах белеет…
Проснулась серая сова.

На запад сосны вереницей
Идут, как рать сторожевых,
И солнце мутное Жар-Птицей
Горит в их дебрях вековых.

Леса в жемчужном инее. Морозно.
Поёт из телеграфного столба
То весело, то жалобно, то грозно
Звенящим гулом тёмная судьба.

Молчит и внемлет белая долина.
И всё победней, ярче и пышней
Горит, дрожит и блещет хвост павлина
Стоцветными алмазами над ней.

Вот и скрылись, позабылись снежных гор чалмы.
Зной пустыни, путь к востоку, мёртвые холмы.

Каменистый, красно-серый, мутный океан
На восток уходит, в знойный, в голубой туман.

И всё жарче, шире веет из степей теплынь,
И всё суше, слаще пахнет горькая полынь.

В горах Сицилии, в монастыре забытом,
По храму тёмному, по выщербленным плитам,
В разрушенный алтарь пастух меня привёл,
И увидал я там: стоит нагой престол,
А перед ним, в пыли, могильно-золотая,
Давно потухшая, давным-давно пустая,