Марина Цветаева

Голуби реют серебряные, растерянные,
вечерние.
Материнское мое благословение
Над тобой, мой жалобный
Воронёнок.

Голубые, как небо, воды,
И серебряных две руки.
Мало лет - и четыре года:
Ты и я - у Москвы-реки.

Лодки плыли, гудки гудели,
Распоясанный брёл солдат.
Ребятишки дрались и пели
На отцовский унылый лад.

Горечь! Горечь! Вечный привкус
На губах твоих, о страсть!
Горечь! Горечь! Вечный искус -
Окончательнее пасть.

Я от горечи - целую
Всех, кто молод и хорош.
Ты от горечи - другую
Ночью за руку ведёшь.

Да, я тебя уже ревную,
Такою ревностью, такой!
Да, я тебя уже волную
Своей тоской.

Моя несчастная природа
В тебе до ужаса ясна:
В твои без месяца два года -
Ты так грустна.

Где-то за лесом раскат грозовой,
Воздух удушлив и сух.
В пышную траву ушёл с головой
Маленький Эрик-пастух.
Тёмные ели, клонясь от жары,
Мальчику дали приют.

Даны мне были и голос любый,
И восхитительный выгиб лба.
Судьба меня целовала в губы,
Учила первенствовать Судьба.

Два солнца стынут - о Господи, пощади!
Одно - на небе, другое - в моей груди.

Как эти солнца - прощу ли себе сама? -
Как эти солнца сводили меня с ума!

И оба стынут - не больно от их лучей!
И то остынет первым, что горячей.

Две руки, легко опущенные
На младенческую голову!
Были - по одной на каждую -
Две головки мне дарованы.

Но обеими - зажатыми -
Яростными - как могла! -
Старшую у тьмы выхватывая -
Младшей не уберегла.

Луна омывала холодный паркет
Молочной и ровной волной.
К горячей щеке прижимая букет,
Я сладко дремал под луной.

В декабре на заре было счастье,
Длилось - миг.
Настоящее, первое счастье
Не из книг!

В январе на заре было горе,
Длилось - час.
Настоящее, горькое горе
В первый раз!