Зинаида Гиппиус

Пусть проходят дни и годы,
Вечно та же сердцем я!
Жадно рвусь под Ваши своды,
И со мной — мои друзья.
Но... живу я наизнанку,
Как подняться спозаранку?
Разболится голова...
Мы приедем на Фонтанку
В среду, в среду, ровно в 2.

Моя душа во власти страха
И горькой жалости земной.
Напрасно я бегу от праха —
Я всюду с ним, и он со мной.

Мне в очи смотрит ночь нагая,
Унылая, как тёмный день.
Лишь тучи, низко набегая,
Дают ей мертвенную тень.

Там, где заводь тихая, где молчит река,
Липнут пьявки чёрные к корню тростника.

В страшный час прозрения, на закате дней,
Вижу пьявок, липнущих и к душе моей.

Но душа усталая мертвенно тиха.
Пьявки, пьявки чёрные жадного греха!

Видали ль вы, братцы,
Какой у нас враг,
С кем будем сражаться,
Какой у них флаг?

Эко диво, ну и страхи!
Вот так сила колдуна!
Нет, в хламиде иль в рубахе —
Всё одна тебе цена.
Тени легкие люблю я,
Милы мне и ночь — и день.
И ревнуя, и колдуя,

В темнице сидит заключённый
Под крепкою стражей,
Неведомый рыцарь, пленённый
Изменою вражей.

1

Не знаю, плакать иль молиться,
Дождаться дня, уйти ли в ночь,
Какою верой укрепиться,
Каким неверием помочь?

И пусть вины своей не знаем,
Она в тебе, она во мне;
И мы горим и не сгораем
В неочищающем огне.

Есть целомудрие страданья
И целомудрие любви.
Пускай грешны мои молчанья —
Я этот грех ношу в крови.

Не назову родное имя,
Любовь безмолвная свята.
И чем тоска неутолимей,
Тем молчаливее уста.

Мы вчера говорили, говорили...
Прекрасные, ясные цветы вырастали,
тонкие, стройные травы всходили,
вырастали, всходили — и вяли...

Сухие стебли поникли, повисли,
и не было ничего, что было...
Нас связали слова и мысли,
а Страшное Имя разделило.

Две девочки с крошечными головками,
ужасно похожие друг на дружку,
тащили лапками, цепкими и ловкими,
уёмистую, как бочонок, кружку.