Зинаида Гиппиус

Желанья всё безмернее,
Всё мысли об одном.
Окно моё вечернее,
И сосны под окном.

Стволы у них багровые,
Колюч угрюмый сад.
Суровые, сосновые
Стволы скрипят, скрипят.

Иль дует от оконницы?
Я кутаюсь, я зябну у огня...
Ломоты да бессонницы
Измучили, ослабили меня.

В стране, где всё необычайно,
Мы сплетены победной тайной.
Но в жизни нашей, не случайно,
Разъединяя нас, легло
Меж нами тёмное стекло.
Разбить стекла я не умею,
Молить о помощи не смею;
Приникнув к тёмному стеклу,
Смотрю в безрадужную мглу,

Минуты уныния...
Минуты забвения...
И мнится — в пустыне я...
Сгибаю колени я,
Молюсь — но не молится
Душа несогретая,
Стучу — не отворится,
Зову — без ответа я...
Душа словно тиною
Окутана вязкою,
И страх, со змеиною

Я в себе, от себя, не боюсь ничего,
Ни забвенья, ни страсти.
Не боюсь ни унынья, ни сна моего —
Ибо всё в моей власти.

Страшно оттого, что не живётся — спится.
И всё двоится, все четверится.
В прошлом грехов так неистово много,
Что и оглянуться страшно на Бога.

Полночная тень. Тишина.
Стук сердца и стук часов.
Как ночь непонятно черна!
Как тяжек её покров!

Но знаю: бессильных сердец
Ещё неподвижней мрак.
Тебе я молюсь, о Отец!
Подай мне голос, иль знак!

Есть счастье у нас, поверьте,
И всем дано его знать.
В том счастье, что мы о смерти
Умеем вдруг забывать.
Не разумом, ложно-смелым.
(Пусть знает,— твердит своё),
Но чувственно, кровью, телом
Не помним мы про неё.

Хотим мы созидать — и разрушать.
Всё сызнова начнём, сначала.
Ужели погибать и воскресать
Душа упрямая устала?

Всё сызнова начнём; остановись,
Жужжащая уныло прялка,
Нить, перетлевшая давно, — порвись!
Мне в прошлом ничего не жалко.

Если гаснет свет — я ничего не вижу.
Если человек зверь — я его ненавижу.
Если человек хуже зверя — я его убиваю.
Если кончена моя Россия — я умираю.