Без категории

Я помню сумрак каменных аркад,
В средине свет — и красный блеск атласа
В сквозном узоре старых Царских Врат,
На золотой стене иконостаса.

В полутемном строгом зале
Пели скрипки, Вы плясали.
Группы бабочек и лилий
На шелку зеленоватом,
Как живые, говорили
С электрическим закатом,
И ложилась тень акаций
На полотна декораций.

Садик запущенный, садик заглохший;
‎Старенький, серенький дом;
Дворик заросший, прудок пересохший;
‎Ветхие службы кругом.

Несколько шатких ступеней крылечка,
‎Стекла цветные в дверях;
Лавки вдоль стен, изразцовая печка
‎В низеньких, тёмных сенях;

Сады моей души всегда узорны,
В них ветры так свежи и тиховейны,
В них золотой песок и мрамор чёрный,
Глубокие, прозрачные бассейны.

Сады тошнит от вёрст затишья.
Столбняк рассерженных лощин
Страшней, чем ураган, и лише,
Чем буря, в силах всполошить.

Гроза близка. У сада пахнет
Из усыхающего рта
Крапивой, кровлей, тленьем, страхом.
Встаёт в колонны рёв скота.

‎ Всегда был мал,
‎ Всегда был скверен,
‎ Теперь стар стал,
‎ А все уверен,
‎ Что хоть уйти, хоть ополчиться,
Хоть пошалить иль потрудиться,
‎ Переменю я обоих
‎ Ребят моих.

"Самодовольных болтунов,
Охотников до споров модных,
Где много благородных слов,
А дел не видно благородных,
Ты откровенно презирал:
Ты не однажды предсказал
Конец велеречивой сшибки
И слово русский либерал
Произносил не без улыбки.

Пускай сегодняшний вчерашним
День обернётся трудовой.
Он на счету твоём всегдашнем.
Он — жизнь, и ты при нем живой.

Пускай другой иначе судит —
Что жизнь на малый срок дана…
На тот же срок она да будет
Лишь делом избранным полна!

Улыбнулась и вздохнула,
Догадавшись о покое,
И последний раз взглянула
На ковры и на обои.

Красный шарик уронила
На вино в узорный кубок
И капризно помочила
В нем кораллы нежных губок

В час моего ночного бреда
Ты возникаешь пред глазами —
Самофракийская Победа
С простертыми вперёд руками.

Спугнув безмолвие ночное,
Рождает головокруженье
Твоё крылатое, слепое,
Неудержимое стремленье.

Самый храбрый — не тот, кто, безводьем
   измученный,
Мимо нас за водою карабкался днём,
И не тот, кто, в боях к равнодушью
   приученный,
Семь ночей продержался под нашим огнём.

В полях, далёко от усадьбы,
Зимует просяной омёт.
Там табунятся волчьи свадьбы,
Там клочья шерсти и помёт.
Воловьи рёбра у дороги
Торчат в снегу  — и спал на них
Сапсан, стервятник космоногий,
Готовый взвиться каждый миг.