Стихотворение

Тихая ночь в жемчуг росы нарядилась…
Спите, тревожные думы, в сердце моём!..
Тихая ночь в жемчуг росы нарядилась…
Вон одинокая звездочка с неба скатилась…
В тёмных кустах дрогнула птица крылом…
Спите, тревожные думы! Покоя, покоя!

Тоска гнетёт меня и жжёт неутомимо,
Что день — то всё душней, всё тягостней дышать,
И с пёстрой суетой, мелькающею мимо,
Не властен я души, изверившись, связать.
Я жизни чужд давно... Всего, что увлекает,
Всего, что манит вдаль, проникнул я обман,

Тревожно сегодня мятежное море —
В раздумье я долго над ним простоял.
Как мощный орган в величавом соборе,
Оно беспокойно гудело у скал.
Поднимется вал, набежит, разобьётся
И в жемчуге пены отхлынет назад…
И кажется, кто-то безумно смеётся,

Умер от чахотки, умер одиноко,
Как и жил на свете, — круглым сиротою;
Тяжело вздохнул, задумался глубоко
И угас, прильнув к подушке головою.
Кое-кто о нем припомнил… отыскались
Старые друзья… его похоронили
Бедно, но тепло, тепло с ним попрощались,

Художники её любили воплощать
В могучем образе славянки светлоокой,
Склоненною на меч, привыкший побеждать,
И с думой на челе, спокойной и высокой.
Осенена крестом, лежащим на груди,
С орлом у сильных ног и радостно сияя,

Чего тебе нужно, тихая ночь?
Зачем ты в открытые окна глядишь
И веешь теплом, и из комнаты прочь
‎ Под звёздное небо манишь?

Что дам я им, что в силах я им дать?
Мысль?.. О, я мысль мою глубоко презираю:
Не ей в тяжёлой мгле дорогу указать,
Не ей надеждою блеснуть родному краю.
Что значит мысль моя пред этим властным злом,
Пред стоном нищеты, пред голосом мученья.

Это не песни — это намёки:
‎Песни невмочь мне сложить;
Некогда мне эти беглые строки
‎В радугу красок рядить;
Мать умирает, — дитя позабыто,
‎В рваных лохмотьях оно…
Лишь бы хоть как-нибудь было излито,
Чем многозвучное сердце полно!..

В каком году — рассчитывай,
В какой земле — угадывай,
На столбовой дороженьке
Сошлись семь мужиков:
Семь временнообязанных,
Подтянутой губернии,
Уезда Терпигорева,
Пустопорожней волости,
Из смежных деревень:
Заплатова, Дырявина,

Плечами, грудью и спиной
Тянул он барку бичевой,
Полдневный зной его палил,
И пот с него ручьями лил.
И падал он, и вновь вставал,
Хрипя, «Дубинушку» стонал;
До места барку дотянул
И богатырским сном уснул,
И, в бане смыв поутру пот,