Стихи 20 века

Заглушила засуха засевки,
Сохнет рожь и не всходят овсы.
На молебен с хоругвями девки
Потащились в комлях полосы.

Собрались прихожане у чащи,
Лихоманную грусть затая.
Загузынил дьячишко лядащий:
«Спаси, Господи, люди твоя».

* * *

Задымился вечер,
Дремлет кот на брусе.
Кто-то помолился:
«Господи Исусе».

Полыхают зори,
Курятся туманы.
Над резным окошком
Занавес багряный.

Задымился вечер, дремлет кот на брусе,
Кто-то помолился: "Господи Исусе".

Полыхают зори, курятся туманы,
Над резным окошком занавес багряный.

Вьются паутины с золотой повети.
Где-то мышь скребётся в затворённой клети...

Дали Мурочке тетрадь,
Стала Мура рисовать.
"Это — ёлочка мохнатая.
Это — козочка рогатая.
Это — дядя с бородой.
Это — дом с трубой".

"Ну, а это что такое,
Непонятное, чудное,
С десятью ногами,
С десятью рогами?"

Запружены реки мои, и это причиняет мне боль,
Нечто есть у меня, без чего я был бы ничто,
Это хочу я прославить, хотя бы я стоял меж людей одиноко,
Голосом зычным моим я воспеваю фаллос,
Я пою песню зачатий,
Я пою, что нужны нам великолепные дети и в них

Не волнуйся, не стесняйся со мной, я — Уолт Уитман,
щедрый и могучий, как Природа,
Покуда солнце не отвергнет тебя, я не отвергну тебя,
Покуда воды не откажутся блестеть для тебя, и листья —
шелестеть для тебя, слова мои не откажутся

Зачем рассказывать о том
Солдату на войне,
Какой был сад, какой был дом
В родимой стороне?
Зачем? Иные говорят,
Что нынче, за войной,
Он позабыл давно, солдат,
Семью и дом родной;
Он ко всему давно привык,
Войною научен;

Звезды, звезды, как мне быть,
Звезды, что мне делать,
Чтобы так её любить,
Как она велела?
Вот прошло уже три дня,
Как она сказала:
– Полюбите так меня,
Чтоб вам трудно стало.
Чтобы не было для вас
Все на свете просто,

…И жаворонок, сверлящий небо
В трепещущей голубизне,
Себе и миру на потребу
Оповещает о весне.

Все как тогда. И колокольня
Вдали обозначает даль,
Окрест лежащую раздольно,
И только нету сумки школьной,
Да мне сапог почти не жаль —

Умер Ивушка-печник,
Крепкий был ещё старик…
Вечно трубочкой дымил он,
Говорун и весельчак.
Пить и есть не так любил он,
Как любил курить табак.
И махоркою добротной
Угощал меня охотно.
– На-ко, – просит, – удружи,
Закури, не откажи.

Изведав жар такой работы,
Когда часы быстрей минут,
Когда забудешь, где ты, что ты,
И кто, и как тебя зовут;

Когда весь мир как будто внове
И дорога до смерти жизнь, —
От сладких слез, что наготове,
По крайней мере, удержись.

Мальчишкою малым, бывало, замолкну и в изумлении
слушаю,
Как в воскресных речах у священника бог выходит всегда
супостатом,
Противоборцем какой-нибудь твари.