Смерть

Но смерть была смертью. А ночь над холмом
Светилась каким-то нездешним огнём,
И разбежавшиеся ученики
Дышать не могли от стыда и тоски.

Звучит на башне медь — час нощи,
Во мраке стонет томный глас.
Все спят — прядут лишь парки тощи,
Ах, гроба ночь покрыла нас.
Всё тихо вкруг, лишь меж собою
Толпящись тени, мнится мне,
Как тихи ветры над водою,
В туманной шепчут тишине.

Мы лежали на подступах к небольшой деревеньке.
Пули путались в мякоти аржаного омёта.
Трёхаршинный матрос Петро Гаманенко
Вынес Лёньку, дозорного, из-под пулемёта.

О нет, я не тебя любила,
Палима сладостным огнём,
Так объясни, какая сила
В печальном имени твоём.

Передо мною на колени
Ты стал, как будто ждал венца,
И смертные коснулись тени
Спокойно юного лица.

Я сплю иль умерла - одно и то же.
Кровать иль гроб, - но тесны мне они.
Прервутся ли мелькающие дни,
Иль вечность будет длить одно и то же.
В домах у всех людей одно и то же.
В домах мы узники - всегда одни.
Дома людей - большие западни.

Люблю октябрь, угрюмый месяц,
Люблю обмершие леса,
Когда хромает ветхий месяц,
Как половина колеса.
Люблю мгновенность: лодка... хобот...
Серп... полумаска... леса шпиц...
Но кто надтреснул лунный обод?
Кто вор лучистых тонких спиц?

Остались — монументов медь,
Парадов замогильный топот.
Грозой обломанная ветвь,
Испепелённая Европа!

Поникла гроздь, и в соке — смерть.
Глухи теперь Шампани вина.
И Вены тлен, Берлина червь —
Изглоданная сердцевина.

Откуда мы знаем, что вьюги бушуют?
Что в мире есть солнце, река и Казбек?
Все знают об этом, пока существуют.
Умрём - и исчезнет весь мир навек.

Отчего душа так певуча,
И так мало милых имен,
И мгновенный ритм - только случай,
Неожиданный Аквилон?

Он подымет облако пыли,
Зашумит бумажной листвой
И совсем не вернётся - или
Он вернётся совсем другой.

Весь под ногами шар земной.
Живу. Дышу. Пою.
Но в памяти всегда со мной
погибшие в бою.

Пусть всех имён не назову,
нет кровнее родни.
Не потому ли я живу,
что умерли они?

Так просто можно жизнь покинуть эту,
Бездумно и безбольно догореть.
Но не дано Российскому поэту
Такою светлой смертью умереть.

Мы продолжаем жить.
Мы читаем или пишем стихи.
Мы разглядываем красивых женщин,
улыбающихся миру с обложки
иллюстрированных журналов.
Мы обдумываем своих друзей,
возвращаясь через весь город
в полузамёрзшем и дрожащем трамвае: