Вера Инбер

Расставаясь, поцелую, плача,
Ясные глаза.
Пыль столбом завьётся, не иначе,
Как гроза.

Грянет гром. Зашепчет, как живая,
В поле рожь.
Где слеза, где капля дождевая -
Не поймёшь.

На тёмный плющ летят цветы жасмина,
Как крылья мотыльков.
Часы текут пленительно и длинно,
На камне полустёртая терцина
Поёт без слов.

Однажды дала объявленье
Улитка:
«Сдаётся квартира с отдельной
Калиткой.
Покой, тишина. Огород
И гараж.
Вода. Освещение.
Первый этаж».
Едва появилось в лесу
Объявленье,
Тотчас же вокруг началось
Оживленье.

Собачье сердце устроено так:
Полюбило — значит, навек!
Был славный малый и не дурак
Ирландский сеттер Джек.

Как полагается, был он рыж,
По лапам оброс бахромой,
Коты и кошки окрестных крыш
Называли его чумой.

Закройте крепко-крепко ваши глазки.
К нам не придёт никто.
Я помню, вы всегда любили сказки.
Лежите тихо, только не засните:
Я расскажу вам, сколько захотите,—
Пятнадцать, двадцать, сто...

Скворец-отец,
Скворчиха-мать
И молодые скворушки
Сидели как-то вечерком
И оправляли пёрышки.
Склонялись головы берёз
Над зеркалом пруда,
Воздушный хоровод стрекоз
Был весел, как всегда.
И белка огненным хвостом

Скупа в последней четверти луна.
Встаёт неласково, зарёй гонима,
Но ни с какой луною не сравнима
Осенней звёздной ночи глубина.

После улиц в нестерпимом блеске
Кажется оазисом в пустыне
Погребок, где перс в потёртой феске
Спит, прижавшись лбом к прохладной дыне.

Слишком быстро проходит жизнь моя,
Редеет лесной опушкой,
И я - вот эта самая я -
Буду скоро беленькой старушкой.

И в гостиной у дочери моей Жанны,
Одетая по старинной моде,
Буду рассказывать медленно и пространно
О девятьсот семнадцатом годе.

Слова мои сегодня не крылаты:
Они, как пчёлы осени, больны.
Как будто им предсказаны утраты,
Туманы, сны.

Но жало острое, как смертную занозу,
Вонзает полумёртвая пчела.
Открой мне сердце, чтобы я, как в розу,
В него вползла.