Война с Украиной

А он такой: «Там это... ждут пацаны»
А она такая: «Ну, если ждут, то беги»
А он такой: «Увидимся после войны?»
А она такая: «Ага. Себя береги»

Господи, как хорошо было мне в этом городе.
С магазинами, пахнущими добрым светом, с на каждом углу то художником, то поэтом, с ветром от турникетов, сдобой ночных багетов, с маленькой жизнью, хотя при этом сам город огромен, как шлейф кометы, с -
Погоди, но ведь это Москва?

Мы говорили:
– Этого не будет.
Так не бывает.
Но где-то в пять утра проснулись люди,
А их взрывают.

А их взрывают прямо на рассвете,
Средь мирных улиц.
И где-то плачут харьковские дети.
И где-то плачут киевские дети.
Они проснулись.

Здравствуй, Егор,
закадычный мой школьный друг.
Егор, у меня тут такие новости, охуеть:
Про Шевчука мой пост, говорят,
читал сам Шевчук.
Ты ж любил его "это всё" под гитару петь.
Где с тобою росли - всё было очень большим:

Я знаю точно, день настанет:
Спадет завесы пелена,
И перед общества глазами
Предстанет Правда и Война.

Из Лукоморья выйдет голый,
Облезлый и обрюзгший кот,
И скажет: нету больше новых,
Ни бомб, ни ЧВК, ни рот,

Со мною вот что происходит,
Мой внук орудие наводит
На города земли чужой.
Куда ракета попадает
Об этом он и знать не знает,
Он щи с черняшкой доедает
У бодрой кухни полевой.

Страна к стране и судьба к судьбе,
Сошлись перед планетою всею -
Этот - выходец из КГБ,
Этот - выходец из евреев.

Победу одержит один из них.
Но мир потрясённый давно уже знает:
Среди евреев прорва людей плохих.
В КГБ хороших людей не бывает.

Он нажимает на то, на что положено нажимать
И выпускает на охоту ракету.
Вспомнив, как ему сказала мать:
- Только не попади там в тётю Свету.

Тётя Света - мамина сестра,
К весне расклеив окошко,
Шла с кошёлкою со двора
За молоком и картошкой.

Ты помнишь день тот?
Наитёмный.
Когда слеза скатилась с щёк,
Я может помню очень смутно
Тогда я вроде поздно лёг,
Но возвратившись из забвения
Привычно вышел закурить
Как сигарета загорелась,
Я вместе с ней поник

Человеку внутри меня двадцать пять недель,
Двадцать пять недель я и хлеб ему, и постель.
И когда я сейчас рыдаю или кричу,
То чему я его учу?

Я часто думаю: где черта,
Свинцовая, как белила,
Граница та, паляница та,
Что нас навек разделила
На тех, кто запер себя в клозет,
Где страстно ругают Запад
И любят символы в виде «зет», —
И тех, кто туда не заперт?